«Родился девочкой — терпи».
Г. Остер
Есть такие девочки, которых все устраивает. Мамы наряжают их в платья и заплетают им косички. В школе за эти косички их дергают мальчики, а девочки пронзительно и тоненько визжат. На переменах эти девочки достают из портфельчиков кукол, расчесывают их и наряжают в платья. Так жизнь готовит их к тому, что когда-нибудь они вырастут, родят дочек и… В общем, эта цикличность никого не смущает.
Мою маму косички мало волновали, папа же вообще хотел мальчика. Он мечтал о наследнике-сорванце, с которым он будет ходить на рыбалку, собирать космолет из металлического конструктора и взрывать петарды. И то, что родилась я, смутило его только сначала. Постепенно ему стало понятно, что если у тебя и родилась дочь, то не все еще потеряно. Поэтому, когда я доросла до того, чтобы более-менее ровно держать удочку, папа воспрял духом.
Когда я училась в первом классе, мы с папой построили из Лего огромную крепость (не какой-то там слащавый замок для принцесс, а нормальную такую крепость, с вышками для стрелков и работающей катапультой) и расстреляли целую дивизию танчиков на приставке. Согласитесь, с таким опытом за плечами тоненько визжать в школе было уже просто неприлично. Да и к тому же — смысл визжать, если папа научил, как давать сдачи?
Вот так я и стала папиной дочкой. В школе таких обычно одна-две на класс. И пока примерные девочки в платьицах прыгают с подружками через резиночку и только изредка обсуждают между собой «этих ужасных мальчишек», папины дочки играют с ними в войнушки и в карты. Таким образом, мальчики и «пацанки» оказываются по одну сторону символического барьера, а девочки и их куклы с резиночками — по другую.
Хотя, как мне кажется, по эту сторону я оказалась случайно. С мальчиками мы сошлись на почве игры в танчики, хотя на самом деле я играла не потому, что любила воевать, или приставку, а потому что любила проводить время с папой. К тому же, пацанки обычно показывают хорошие результаты в спорте, чем я не могла похвастаться. И если уж быть совсем честной, то пару раз втайне от всех я даже прыгала через резиночку, но дальше четвертого уровня так и не зашла.
Вопреки рекламе, имидж — это все. На руку мне сыграло и то, что по какой-то там особой моде мама меня коротко стригла, одевала исключительно в брюки, а папа увлек меня космической фантастикой. Вот так, лично не прилагая к этому никаких усилий, я росла типичной папиной дочкой. К десятому классу у меня пропали даже намеки на девчонок-подруг, зато я обзавелась десятком верных друзей-парней. С ними я прошла все прелести подростковой жизни: от песен в подвалах, до экзистенциальных терзаний, от неразделенной любви до своей первой (и, кстати, последней) программы «Hello, World!».
И, честно скажу, быть единственной девчонкой в мужской компании — это действительно очень круто. И если в младшей школе еще не так, то к выпускному классу ты осознаешь всю прелесть своего положения. По школе мы ходили клином, и я всегда шла в центре. Иногда ко мне подходили девчонки и, смущаясь, лепетали что-то вроде:
— Слушай, Диана, ты же с Сашей Р. в хороших отношениях?
— С Шуриком? В отличных.
— А ты могла бы мне помочь, он мне нравится очень, а я понятия не имею, как к нему подойти…
Меня это забавляло, потому что более компанейского человека, чем Шурик, еще поискать надо, а тут «не знаю, как подойти». Но помочь я не отказывалась, и спустя какое-то время рассказывала Шурику, что…
— …тут одна дама на свидание с тобой хочет.
— Невысокая такая, шатенка?
— Угу.
— Блин, мне кажется, она меня преследует, — делая страшные глаза, отвечает он.
— Да сходи, вдруг понравится?
— Думаешь? А, ладно, давай номер…
Или, например, история с выпускным балом. По традиции, в эту ночь выпускники танцуют вальс, а пару себе нужно выбирать за полгода. В последний момент я попросила танцевать со мной М., одного из самых популярных парней в школе. Причем попросила по банальной причине — он подходил мне по росту. Я знала, что многие хотели с ним танцевать, но в 16 лет между друзьями и девчонками парни еще выбирают друзей, поэтому он согласился.
Но мы так и не попали ни на одну репетицию, и на выпускном вечере наблюдали за вальсирующими из зала. Там же в зале сидела стайка надутых девчонок, которые планировали танцевать сейчас на сцене с М. И хоть я поступила подло по отношению к ним, в глубине души мне было приятно об этом думать.
Однако, у дружбы с парнями есть и обратная сторона. А именно: тебя никто из них не воспринимает как девушку. Ведь парней в девушках как раз и привлекает то, чего в них самих нет — женственность. Ведь в этот момент, когда в их жизни, наполненной компьютерными сражениями, солёными мужскими шутками, автомобилями и прочими железяками, возникает полянка с бабочками, а на полянке она, вся в платье и кудряшках — в этот момент происходит щелчок. Фатал эррор. Влюбленность. А когда на полянке сидит вроде и она, но в джинсах и без кудряшек, режется в контру и солёно шутит — тут щелчка не происходит. Тут происходит «ха-привет-пошли-пить-пиво».
Поначалу меня это совсем не расстраивало, наоборот, я очень гордилась этим статусом. Пока однажды, когда мне было 17 лет, мое сознание не отделилось от тела, не поднялось вверх и не посмотрело на меня оттуда. Когда это произошло, я словно увидела себя со стороны. Там, внизу, я сидела на лавочке в парке, в окружении своих друзей. Обычных таких парней, которые проводили свой обычный пятничный вечер: пили пиво и с нецензурной восторженностью обсуждали свою жизнь. Вечеринки, музыку, работу, девчонок. И я была одной из них. Рубахой-парнем для рубах-парней. Только в этот момент я осознала, как далеко меня завели войнушки и танчики. И я впервые задумалась, сколько так может продолжаться, и что же меня ждет дальше.
Что я вообще знаю о папиных дочках? Ведь это устоявшийся стереотип, который исследовали все, кому не лень. Папины дочки снисходительно относятся к женщинам, и чтобы выделить себя из их массы, подчеркнуто ведут себя по-мужски. Это да. Еще, их, кажется, обходят стороной все женские пороки: они без колебаний принимают решения, не боятся ответственности, и, как следствие, часто занимают высокие посты на службе. А замуж они выходят только за тех мужчин, которые за всей их решительностью и несгибаемостью смогли рассмотреть в них женщин.
Хрестоматийная Маргарет Тэтчер и киношная Людмила Калугина — наиболее очевидные примеры повзрослевших пацанок. В кинематографе и мировой истории их великое множество, но еще больше таких женщин в обычной жизни.
Это мои школьные директрисы, университетские профессорши и начальницы на работе.
Это женщины, которых я боялась в детстве, и которыми восхищалась в юности.
Это женщины, одной из которых становилась я.
И я не говорю, что у них плохая жизнь. Я лишь говорю, что, увидев перед собой эту перспективу, мне вдруг ужасно захотелось побыть девочкой. Полистать журнал, покапризничать и может быть даже тоненько-тоненько повизжать.
В этот самый момент я поняла, что пришло время что-то менять в своей жизни. Причем менять кардинально.
Так меня учил папа.
Не бойтесь выходить за рамки стереотипов.
Г. Остер
Есть такие девочки, которых все устраивает. Мамы наряжают их в платья и заплетают им косички. В школе за эти косички их дергают мальчики, а девочки пронзительно и тоненько визжат. На переменах эти девочки достают из портфельчиков кукол, расчесывают их и наряжают в платья. Так жизнь готовит их к тому, что когда-нибудь они вырастут, родят дочек и… В общем, эта цикличность никого не смущает.
Мою маму косички мало волновали, папа же вообще хотел мальчика. Он мечтал о наследнике-сорванце, с которым он будет ходить на рыбалку, собирать космолет из металлического конструктора и взрывать петарды. И то, что родилась я, смутило его только сначала. Постепенно ему стало понятно, что если у тебя и родилась дочь, то не все еще потеряно. Поэтому, когда я доросла до того, чтобы более-менее ровно держать удочку, папа воспрял духом.
Когда я училась в первом классе, мы с папой построили из Лего огромную крепость (не какой-то там слащавый замок для принцесс, а нормальную такую крепость, с вышками для стрелков и работающей катапультой) и расстреляли целую дивизию танчиков на приставке. Согласитесь, с таким опытом за плечами тоненько визжать в школе было уже просто неприлично. Да и к тому же — смысл визжать, если папа научил, как давать сдачи?
Вот так я и стала папиной дочкой. В школе таких обычно одна-две на класс. И пока примерные девочки в платьицах прыгают с подружками через резиночку и только изредка обсуждают между собой «этих ужасных мальчишек», папины дочки играют с ними в войнушки и в карты. Таким образом, мальчики и «пацанки» оказываются по одну сторону символического барьера, а девочки и их куклы с резиночками — по другую.
Хотя, как мне кажется, по эту сторону я оказалась случайно. С мальчиками мы сошлись на почве игры в танчики, хотя на самом деле я играла не потому, что любила воевать, или приставку, а потому что любила проводить время с папой. К тому же, пацанки обычно показывают хорошие результаты в спорте, чем я не могла похвастаться. И если уж быть совсем честной, то пару раз втайне от всех я даже прыгала через резиночку, но дальше четвертого уровня так и не зашла.
Вопреки рекламе, имидж — это все. На руку мне сыграло и то, что по какой-то там особой моде мама меня коротко стригла, одевала исключительно в брюки, а папа увлек меня космической фантастикой. Вот так, лично не прилагая к этому никаких усилий, я росла типичной папиной дочкой. К десятому классу у меня пропали даже намеки на девчонок-подруг, зато я обзавелась десятком верных друзей-парней. С ними я прошла все прелести подростковой жизни: от песен в подвалах, до экзистенциальных терзаний, от неразделенной любви до своей первой (и, кстати, последней) программы «Hello, World!».
И, честно скажу, быть единственной девчонкой в мужской компании — это действительно очень круто. И если в младшей школе еще не так, то к выпускному классу ты осознаешь всю прелесть своего положения. По школе мы ходили клином, и я всегда шла в центре. Иногда ко мне подходили девчонки и, смущаясь, лепетали что-то вроде:
— Слушай, Диана, ты же с Сашей Р. в хороших отношениях?
— С Шуриком? В отличных.
— А ты могла бы мне помочь, он мне нравится очень, а я понятия не имею, как к нему подойти…
Меня это забавляло, потому что более компанейского человека, чем Шурик, еще поискать надо, а тут «не знаю, как подойти». Но помочь я не отказывалась, и спустя какое-то время рассказывала Шурику, что…
— …тут одна дама на свидание с тобой хочет.
— Невысокая такая, шатенка?
— Угу.
— Блин, мне кажется, она меня преследует, — делая страшные глаза, отвечает он.
— Да сходи, вдруг понравится?
— Думаешь? А, ладно, давай номер…
Или, например, история с выпускным балом. По традиции, в эту ночь выпускники танцуют вальс, а пару себе нужно выбирать за полгода. В последний момент я попросила танцевать со мной М., одного из самых популярных парней в школе. Причем попросила по банальной причине — он подходил мне по росту. Я знала, что многие хотели с ним танцевать, но в 16 лет между друзьями и девчонками парни еще выбирают друзей, поэтому он согласился.
Но мы так и не попали ни на одну репетицию, и на выпускном вечере наблюдали за вальсирующими из зала. Там же в зале сидела стайка надутых девчонок, которые планировали танцевать сейчас на сцене с М. И хоть я поступила подло по отношению к ним, в глубине души мне было приятно об этом думать.
Однако, у дружбы с парнями есть и обратная сторона. А именно: тебя никто из них не воспринимает как девушку. Ведь парней в девушках как раз и привлекает то, чего в них самих нет — женственность. Ведь в этот момент, когда в их жизни, наполненной компьютерными сражениями, солёными мужскими шутками, автомобилями и прочими железяками, возникает полянка с бабочками, а на полянке она, вся в платье и кудряшках — в этот момент происходит щелчок. Фатал эррор. Влюбленность. А когда на полянке сидит вроде и она, но в джинсах и без кудряшек, режется в контру и солёно шутит — тут щелчка не происходит. Тут происходит «ха-привет-пошли-пить-пиво».
Поначалу меня это совсем не расстраивало, наоборот, я очень гордилась этим статусом. Пока однажды, когда мне было 17 лет, мое сознание не отделилось от тела, не поднялось вверх и не посмотрело на меня оттуда. Когда это произошло, я словно увидела себя со стороны. Там, внизу, я сидела на лавочке в парке, в окружении своих друзей. Обычных таких парней, которые проводили свой обычный пятничный вечер: пили пиво и с нецензурной восторженностью обсуждали свою жизнь. Вечеринки, музыку, работу, девчонок. И я была одной из них. Рубахой-парнем для рубах-парней. Только в этот момент я осознала, как далеко меня завели войнушки и танчики. И я впервые задумалась, сколько так может продолжаться, и что же меня ждет дальше.
Что я вообще знаю о папиных дочках? Ведь это устоявшийся стереотип, который исследовали все, кому не лень. Папины дочки снисходительно относятся к женщинам, и чтобы выделить себя из их массы, подчеркнуто ведут себя по-мужски. Это да. Еще, их, кажется, обходят стороной все женские пороки: они без колебаний принимают решения, не боятся ответственности, и, как следствие, часто занимают высокие посты на службе. А замуж они выходят только за тех мужчин, которые за всей их решительностью и несгибаемостью смогли рассмотреть в них женщин.
Хрестоматийная Маргарет Тэтчер и киношная Людмила Калугина — наиболее очевидные примеры повзрослевших пацанок. В кинематографе и мировой истории их великое множество, но еще больше таких женщин в обычной жизни.
Это мои школьные директрисы, университетские профессорши и начальницы на работе.
Это женщины, которых я боялась в детстве, и которыми восхищалась в юности.
Это женщины, одной из которых становилась я.
И я не говорю, что у них плохая жизнь. Я лишь говорю, что, увидев перед собой эту перспективу, мне вдруг ужасно захотелось побыть девочкой. Полистать журнал, покапризничать и может быть даже тоненько-тоненько повизжать.
В этот самый момент я поняла, что пришло время что-то менять в своей жизни. Причем менять кардинально.
Так меня учил папа.
Не бойтесь выходить за рамки стереотипов.
