СТРАСТЬ К ПРЕУВЕЛИЧЕНИЯМ
У Моллы Насреддина был маленький клочок земли. Каждый год он сеял на нем пшеницу, собирал пудов по пятьдесят—шестьдесят и кормил семью.
После того, как к власти пришел Тимур, налоги увеличились в пять раз. Сельские старосты делали все, что хотели и издевались над народом.
Очередь дошла и до Моллы. Староста схватил его за шиворот и сказал:
— Ты собрал в этом году пятьсот пудов зерна, из этого расчета ты и должен внести налог.
Долго Молла просил и умолял:
— Послушай! Ей богу, я собрал всего-навсего пятьдесят пудов!
Староста никак не отвязывался от Моллы и тому ничего не оставалось как только пойти в город и пожаловаться Тимуру.
Тимур выслушал его жалобу, а потом накричал на него:
— Как тебе не стыдно? У тебя аршинная борода, а ты лжешь!
Молла молча поднялся и пошел к двери.
— Что случилось? — спросил Тимур. — Куда ты идешь?
— Государь, — ответил Молла, — оказывается, староста не виноват! Если повелитель называет аршинной бороду, которую всю можно вместить в кулак, то чего взять со старосты, у которого пятьдесят пудов превратились в пятьсот?
ПОДАРОК МОЛЛЫ
Однажды на огороде у Моллы раньше, чем у всех, созрели огурцы.
«Надо, — подумал Молла, — отвезти один вьюк огурцов Тимуру. Может быть, он смилостивится и даст мне хороший подарок».
Он поднялся рано утром, нарвал огурцов, погрузил их на осла и отправился в город.
В это время Тимур ехал куда-то верхом. Он был один и встретился с Моллой.
— Эй ты, — спросил он, — что это у тебя и куда везешь?
— Свежие огурцы, — ответил Молла, — и везу я их в подарок Тимуру.
Тимур до этого не знал Моллу Насреддина и заметил, что и Молла не знает его.
— Как же ты дружишь с Тимуром, — спросил он, — если вы даже не знакомы? Вы, как говорят, не собратья, не сверстники. Чего ради ты о нем заботишься?
— До сих пор,— засмеялся Молла,— я думал, что на свете только я один глупец, а теперь вижу, что ты еще глупее меня.
Тимур обиделся, но, не желая открыться, спросил:
— Хорошо, с чего же ты взял, что я глупец?
— Надо же было тебе столько прожить и до сих пор не знать меня. Ты не знаешь, что я — Молла Насреддин и что мне не пристало заботиться о таких людях, как Тимур.
— Раз ты Молла Насреддин, — полюбопытствовал тот, — и не заботишься о Тимуре, то зачем же везешь ему эти огурцы?
— Везу, — ответил Молла, — чтобы с легкой руки выцарапать у него что-нибудь детишкам на молочишко.
— Ну хорошо, почему ты думаешь, что Тимур подарит тебе что-нибудь?
— Во-первых, как я слышал, он не особенно глубокомыслен. Похвали его немного и оседлай, как осла, — он все равно не поймет. Во-вторых, почему бы ему и не дать — он же раздает не отцовское достояние, а на родное!
Тимур очень разгневался, но сдержался и спросил:
— Хорошо, какой же ты ждешь от Тимура подарок за эти огурцы?
— Не знаю, если повезет, то выманю у него монет пятьдесят—сто.
— Нет, приятель, у тебя слишком большой аппетит. Не верится, что он тебе даст столько.
— Ну его к черту, пусть не дает. Я согласен и на тридцать—сорок.
— Нет, и это много. Ладно, пусть будет двадцать—двадцать пять. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
— А если он ничего не даст? — разозлился Тимур
— Тогда я отрежу хвост у моего осла и положу его на могилу предков Тимура.
Тимур, не сказав ни слова, тронулся в путь, и Молла двинулся дальше.
Тимур кратчайшей дорогой вернулся в город. Вскоре пришел и Молла.
Тимур прикрыл лицо и позвал Моллу. Он сперва посмотрел на огурцы, а потом спросил:
— Ну ладно, что ты за них от меня хочешь?
— Что я могу просить у тебя, государь, дай тебе бог здоровья? Ничего. Дал бы мне монет пятьдесят—сто.
— Нет, это слишком высокая цена.
— Если это очень дорого, то пусть будет тридцать - сорок.
— Нет, — ответил Тимур, — это тоже очень много.
Молла по голосу узнал, что Тимур — тот человек, которого он встретил на дороге и понял, что беды ему не миновать. Однако, нисколько не смутившись, сказал:
— Ладно, я согласен и на двадцать—двадцать пять!
Тимур поднял покрывало и спросил:
— А если не дам ничего?
— Государь, я уже сказал, что я — Молла Насреддин, и от своих слов не отрекаюсь. Если не дашь двадцать — двадцать пять... мой черный осел стоит во дворе и хвост его при нем.
